Лечение заикания гипнозом в Волгограде

Великолепное учение психоанализа нуждается в многочисленных легко понимаемых доказательствах, а именно — из детской психологии. Поэтому мне хотелось бы привести 3 случая, касающихся двух мальчиков и одной девочки. Анализ девочки — самонаблюдение, является относительно полным. У первого мальчика мне пришлось (из уважения к матери) удовлетвориться лишь частью, которая показала связь между тревожным страхом и сексуальными представлениями; у второго — анализ затруднялся его нежным возрастом, ему неинтересно было беседовать с нами и сообщать нам какие-то либо сведения. У всех трех детей общим является их происхождение из "порядочной семьи" с соответствующим "хорошим воспитанием".

 

 

1. Анализ девочки

 

Мои родители, собственно говоря, мать, гордились "чистотой" и "наивностью" своей дочери (впоследствии мои коллеги-женщины также не хотели "запачкать" меня разъяснениями). В гимназии, с точки зрения хорошего воспитания, оплодотворение у животных было исключено из преподаваемого курса естествознания. В конце концов, я сама себе понравилась в своей "невинности" — я определенно боялась запачкаться познанием. Так получилось, что я, лишь поступив в Университет, узнала кое-что о сексуальных вещах из лекций по зоологии.

В клинические семестры я пережила знакомый многим начинающим тревожный страх перед заболеваниями. Однако мне бросилось в глаза, что я боялась лишь некоторых инфекционных заболеваний, которые я персонифицировала. Так, например, чума в моем представлении была темной фигурой с докрасна раскаленными глазами и т. п. Я знала, что этот вид страха берет свое начало еще из моего детства. До 6 — 7 лет я не боялась "никакого дьявола". Меня всегда противопоставляли моему брату, как пример смелости, и я этим пользовалась, вышучивала брата, пугала его, выскакивая из темного укрытия или рассказывая страшные истории. Фантазия моя была велика: я была богиней и управляла могущественным государством; я обладала силой, которую назвала "силой Партунс" — я ее вывела из якобы французского глагола "партей". Этот несуществующий глагол, вероятно результат совмещения слов "партир" (partir) — уходить и "порте" (porter) — нести. Таким образом — уносящая меня сила. С помощью этой силы я могла все знать и достичь, чего бы я ни захотела. Если я и не верила безоговорочно в реальность своей фантазии, то она была слишком хороша, чтобы совсем не верить: мог ведь Авраам попасть на небо, почему бы и со мною не случиться тому же чуду? Я имела столько никому не известной силы в себе и была, безусловно, избранницей Бога [1].

Родители ничего не знали об этой части моей душевной жизни, хотя я была уверена, что ничего от них не скрывала; я считала, что это не так уж важно и боялась быть высмеянной взрослыми. Во мне всегда жил критик, знавший различие между реальностью и фантазией. От других я в то время не хотела слушать никаких сказок: я сама могла их достаточно сочинять, но хотела знать истину. Пугание брата не осталось незамеченным родителями, и отец мне однажды сказал: "Подожди, судьба уж тебя накажет. Ты тоже однажды испугаешься, и тогда будешь знать, каково было брату". Я не думаю, что я серьезно отнеслась к этой угрозе, и все же она явно не прошла бесследно, потому что однажды я сильно испугалась, когда увидела в соседней комнате на комоде двух черных котят. Это, должно быть, была иллюзия, но такая четкая, что я еще сегодня могу точно видеть этих двух зверушек: они сидели совершенно спокойно рядом друг с другом. "Это смерть" или "чума," — подумала я. Мгновенно начался период тревожного страха: оставаясь одна в темноте, я видела много страшных животных. Я чувствовала, что незнакомая сила хочет оторвать меня от родителей, и они должны были меня держать за обе руки.

С большой тревогой и интересом я слушала описания различных болезней, которые потом ночью у себя находила и которые, в виде личностей, хотели на меня "напасть" или меня взять. Для непсихоаналитика все было бы теперь ясно — ребенок был напуган отцом, угроза которого подействовала внушающе, и он теперь испытывал страх. Для психоаналитика лишь теперь начинаются вопросы: прежде всего — почему страх был вызван именно видением котят? Что это были за "фантазии", которыми ребенок занимался? Не имели ли они какого-либо отношения к сексуальности, которая совершенно отсутствует у нас в этом описании? На последний вопрос я должна решительно ответить положительно. Насколько хватает моих воспоминаний, которые я сумела проверить у родителей, т.е. до 3 — 4 лет жизни, было несколько мучивших меня вопросов: откуда появляются люди (дети)? Где начало всех начал и конец всех концов? Особенно невыносима была мысль о бесконечности. Интересовало меня также то, что люди не все одинаковы, и особенно приковывали мое внимание американцы, так как они, оттого что земля — шар, должны были под нами ходить вниз головой и вверх ногами. Долгое время я неутомимо копала дыры в земле, и каждый раз спрашивала мать, много ли еще пройдет времени, пока я просверлю землю и смогу вытащить американца за ноги. У взрослых мы на основании множественного опыта отдельных лиц и психологии некоторых народов эту игру, без сомнения, истолковали бы как подсознательную фантазию родов, у "невинного ребенка" мы на это не решаемся. Поэтому я упоминаю лишь ради полноты другую любимую игру: изготовление баллонов и других летательных аппаратов из бумаги. В 5 лет я уже знала, что у матери, в ее теле есть ребенок, которого она "родит". Я это себе представляла так, что ребенка из нее как-нибудь вынимают; например ее разрежут или, как мне кто-то сказал, пупок, запирающий живот, будет развернут без всякой боли, и маленького как-нибудь из нее вынут.

Откуда появляются дети для меня все же "терра инкогнита", и я об этом спрашивала, спрашивала также и кто создал отца, мать, кто создал матерей и, наконец, кто создал Бога. Правда, говорили, что Бог был всегда. Наряду с этим я знала, что человек был создан из земли, причем Бог вдохнул в него жизнь. Это мне мать показала, потирая руки, друг о друга и из этого возникала земля. Как я объединила теорию о земле и о рождении? Должен ли был, в конце концов, первый человек возникнуть из земли? Насколько я себя помню, я считала, что без всякого содействия, благодаря чистому желанию Бог производит в матери ребенка. Моим пламенным желанием было создать живого человека, подобно Богу. Поэтому я в своих фантазиях — всезнающая и всемогущая богиня. Из земли, глины, из всего имеющегося материала я пробовала делать людей, но мне не удавалось их оживить. Я занималась рисованием великолепных дворцов, выдумыванием мира животных и растений для моего царства.

Однажды дядя, химик по профессии, показал нам опыт, вызвавший у меня восхищение: он погрузил надрезанную цинковую палочку в раствор соли свинца, и из этого возникло богато разветвленное образование, как настоящее дерево. Я поняла: химия — вот сила, творящая чудеса! И я стала "алхимиком". Я думаю, что до этого опыта, но возможно, только после него, я, к большому огорчению родителей приобрела привычку к своего рода озорству: я, как попало, выбрасывала на стол остатки еды и напитков, усердно все перемешивала и создавала много грязи, потому что я хотела видеть, что из этого возникнет. Мне доставляло большую радость, если одна окраска переходила в другую или образовывалась совершенно новая форма или консистенция. Так я не могу забыть смесь радости и страха, охвативших меня, когда кусочек материи, под действием неизвестной силы, превратился в бумагу. Не фантазия ли это, в конечном счете?

У меня в бутылочках было много "таинственных жидкостей", "волшебных камней" и тому подобного, от чего я ожидала "великого" творения. Я постоянно мучила родителей вопросами, как "делаются всевозможные предметы, и если я не могла сделать человека, то усердно делала маслины, мыло, все, что только могла оформить. Однажды я спросила пожилую старушку, не могла ли я также иметь ребенка, как моя мать. "Нет, — сказала она, — ты еще слишком мала, чтобы иметь ребенка; теперь ты можешь родить котенка". Эти шутливые слова оказали свое действие; я ожидала котенка и много раздумывала о том, не мог ли бы котенок в итоге стать таким же интеллигентным существом, как человек, если бы я его воспитывала с соответственной заботливостью. Это я хотела сделать. Теперь у нас есть сексуальная этиология страха: котенок, вызывавший у меня состояние тревожного страха — это был желаемый ребенок. Я видела, собственно говоря, двух котят; возможно (в подсознании, конечно), я при этом думала и о брате, моем верном товарище в игре, который, будучи моложе, должен был делать все, что я хотела. Непосредственной мыслью при "видении" было: "Это смерть" или "чума". Судя по этому, ребенок воспринимался, как опасная, даже смертельная болезнь.

Я так часто нахожу у женщин эти представления о беременности и родах, в виде опасного заболевания (инфекционной болезни, чумы, особенно бубонной чумы), злокачественной опухоли, новообразования, что мне кажется это закономерным явлением — сознательно или бессознательно женщина представляет себе новое существо, как растущее за счет старого. Интересно, что мы реагируем на эти разрушительные представления то с удовольствием, то со страхом — по крайней мере, с удовольствием.

Боязнь инфекционных заболеваний была у меня после вышеупомянутой боязни перед ребенком, но не только это: был также страх перед похитителем, соответственно — соблазнителем. Как я понимаю, ребенком я не имела никакого "представления" о сексуальном значении отца; как многие другие девочки моего возраста, я, должно быть, думала, что отец имеется, чтобы зарабатывать деньги. И, несмотря на это я искала похитителя, т. е. мужчину. Мы забрались однажды с братом на комод и молились с поднятыми вверх руками: "О, милый Боже! Возьми нас к себе" (как "Абрахама"). Испуганно сняла нас мать. Кроме Tofo, что мы могли упасть, она была в ужасе при мысли, что ее дети могли быть отняты у нее (смерть). При приступе страха меня хочет взять от родителей незнакомая сила. Часто я думала, что могли бы улететь против собственного желания. Животные и болезни, которые я рассматривала как живые существа, "хотели мне причинить страдание", взять меня в жуткую темную смерть.

Этот инфантильный страх перед похищением, соответственно — совращением, превосходно описан в стихотворении Гете "Лесной царь": "Я люблю тебя, меня дразнит твоя красивая фигура, и если ты не согласен — то я применю силу", — шепчет мальчику его соблазнитель и одновременно выдает нам фантазии "любви к мальчикам" у поэта. Гете должно быть однажды сам пережил это боязливое желание замены отца новым возлюбленным, потому что он мог бы так хорошо вчувствоваться в тревогу мальчика. Моим "лесным царем" был Бог. Надо еще добавить, что под "Богом" у меня скрывается молодой дядя. Будучи гимназистом 13— 14 лет, он любил напускать на себя важность перед нами. Он иногда выдавал себя за Бога, приводил нас в темную комнату, рассказывал нам что-нибудь страшное и играл к тому же на скрипке. Я смеялась над ним, брат, несмотря на мои ободрения, испытывал страх. Мне тогда было года 3 — 4. За 2 — 3 года я забыла дядю и связанные с Богом "истории". Подсознание, однако, занималось им интенсивно. Это я вижу по тому, что я однажды видела во сне гигантски большого Бога, одетого так авантюрно, как тогда дядя. Далее я стала богиней и пугала брата, как однажды нас дядя пугал (известная идентификация с любимым). И, наконец, я себе придумала фантазию со всезнающим "Моперлем" в качестве слуги ("Моперль" — "моська"). Лишь при анализе мне пришло в голову, что мы как-то дядю называли "Моська". Это его огорчало, и он давал нам конфету, чтобы мы его называли "дядя Мося". Фантазия о взятии Богом (бессознательно — дядей) всегда была для меня окрашена удовольствием, так как я явно уже имела потребность в замене родительской любви. Лишь угроза отца превратила удовольствие в страх.

Этот случай очень хорошо показывает развитие научного интереса из жажды сексуального знания. Прежде всего, каждый индивид интересуется своей собственной личностью, потом объектами, соприкасающимися с ней. Появление нового члена семьи может возбудить у ребенка вопрос о небытии и о возникновении человека. Откуда и как? Как "делаются" — братик, я, мать, милый Бог? Где начало и где конец? От недоступного вопросы обращаются к доступному, что может быть сделано самим: как делают все возможные предметы, как маслины, мыло и т.п. Ребенок поражен, что маслины "растут" и внимательно наблюдает развитие молодых растений из семени; за развитием молодых животных он также следит с большим интересом. Особое впечатление на него производит превращение погруженной в раствор соли свинца цинковой палочки, которая становится "настоящим" деревом. Так можно, значит, "жизнь" образовать искусственно! И начинается страстное восхищение химией, а именно, как у всего народа, сначала в примитивнейшей форме "алхимии"; должна же была существовать сверхъестественная сила, которая на моих глазах вызвала совершение большого чуда. В Университете меня страстно воодушевили лекции по органической химии; при этом мне каждый раз казалось, будто я все это давно уже знаю. Но это было не так, если учитывать только сознание: в нашей женской гимназии весь учебный материал по химии ограничивался двумя страницами маленькой книги; это были все мои знания в этой области, потому что гимназия была скорее пригодна для притупления всякого интереса, чем для развития его. Удивительные ложные воспоминания я объяснила себе тем, что мы в подсознании наследуем мудрость наших отцов: в виде ли представлений, теневых картин, которые"должно было напитать кровью" для живого вступления в сознание или в виде соответствующих напряжений энергии, заставляющих нас искать аналогичные переживания; самое важное это то, что мы переживаем или узнаем только аналогичное [2], которое мы правильно ощущаем как таковое.

 

 

2. Анализ первого мальчика

 

В одном обществе мы однажды говорили о том, что нервные состояния тревожного страха могут быть устранены выявлением причины. Конечно, о сексуальности не упоминалось. Вскоре вслед за этим отзывает меня в сторону 13 — 14-летний очень интеллигентный Отто и спрашивает, что это значит: ребенок он постоянно испытывал тревожный страх, что кто-то бросается на него с ножом или револьвером. Я не хочу с этим согласиться и полушутя замечаю, что он, вероятно, занимался чем-нибудь запрещенным. Но Отто не отстает и рассказывает мне, что в 2 года (смещение!) он часто видел во сне, что старая женщина хочет напасть на него сзади. Испуганный, он бежит к матери, которая дает женщине отпор. Теперь мой вопрос гласит, кого ему напоминает женщина, которую он видит во сне. Ему тут же приходит на ум старая безобразная торговка углем. Кухарка шутила, что торговка углем хотела бы его поцеловать; много раз он видел во сне, что торговка углем бросается на него, он хочет кричать и не может, хочет бежать и ноги его не слушаются.

И Отто не знает определенно, почему, собственно, он боялся этой женщины; она могла бы ему причинить какое-то зло: прежде всего она хочет его оторвать от матери, к которой мальчик убегает. Без всякого вмешательства с моей стороны Отто сначала приходит в голову мысль о торговке углем: она стара, безобразна, и шутили, что она хочет его поцеловать. Это все ассоциации, принадлежащие эротическому кругу представлений. Подсознательно, мы ожидаем здесь у взрослого представления, связанные со строением человеческого тела — мужского и женского. Я не объяснила еще мальчику значение его страха и немало поразилась, когда он совершенно сам по себе рассказывает, после упомянутого воспоминания еще об одном сне, в котором играет роль анатомическое здание. Явно его фантазия занималась и анатомией торговки углем, иначе ему этот сон не пришел бы на ум. Во сне Отто находится перед анатомическим зданием на известной улице, несколько ступеней (в действительности три) введут наверх; перед входом находится решетка. Он видит страшную женщину и не может уйти, так как решетка этому мешает.

Для психоаналитиков этот сон, безусловно, ясен. Пусть неквалифицированный читатель представит себе своеобразную связь мыслей: "кто-то" хочет на меня напасть, меня заколоть — это торговка углем; говорят, она хочет меня поцеловать; это старая безобразная женщина. Первый сон: я убегаю от этой безобразной женщины к (красивой) матери; второй сон: хочу убежать от этой безобразной женщины в анатомическое здание, но оно (для меня) закрыто. Если мы исследуем совершенно объективно эти два сна, то увидим, что начинаются оба одинаково: я убегаю от этой безобразной женщины. В первом сне бегство удается, во втором — нет. Первый сон "реальнее": мальчик бежит к матери, что, вероятно, часто случалось при других обстоятельствах; во втором сне в качестве убежища выступает здание, в которое он, естественно, никогда не убегал. Здесь мы имеем дело с чистой фантазией, и судя по тому, что мы знаем из снов взрослых, предполагаем, что второй сон обрабатывает ту же тему (здесь бегство к матери, только в символическом выражении, как и, большей частью, каждое "узкое" сексуальное желание). Ассоциацию "строение тела" мы, как уже упомянуто, ожидали после эротических представлений в сознании или в подсознании. Вместо этого Отто нам приносит здание анатомии. Надо только подумать о том, что выражение Фрауэнциммер-фрау (буквально: комната женщин, значение: женщина) даже в языке приобрело, гражданские права у взрослых на каждом шагу находят "здания" как символ для женщины, также и Шернер, который совершенно не был аналитиком, указывает на то, что мы во снах представляем собственное тело в виде здания. Одному профессору проводили операцию на черепе; в то время, как ему продалбливали череп, он вскрикнул: "Войдите!" Представление о его черепе у него явно превратилось в представление о комнате. Также и у Отто — здание символизирует человеческое тело. Прежде всего, слово "анатомия" — наука, занимающаяся человеческим телом, выдает нам ожидаемое представление о теле. Вместо "к матери", как в первом сне, Отто во втором сне хочет убежать в другое тело, но это не должен: символически решетка преграждает ему путь. Конечно, я мальчику ничего не объясняю.

На следующий день он опять мне рассказывает сон, относящийся, должно быть, к тому же времени: Отто входит в комнату: спиной к двери сидит его гувернантка. Он идет к окну, крадет украшения, но при этом теряет одну жемчужину. Через другую дверь в комнату бросается женщина. Он хочет убежать, но дверь закрыта. Женщина бросается на него и, говоря словами Отто, "делает из меня клубок". Тут он просыпается. Особенно страшен был ему ее широко раскрытый рот с большими зубами. С этими словами Отто идет к фортепиано. "Одна мелодия меня все время преследовала", — говорит он и играет ее. Это хор из "Волшебной флейты" Моцарта. Я спрашиваю, что у него от этого осталось в памяти. Это хор, обращенный к Ирис и Озирису: Там есть жрецы с длинными флейтами. Один хотел жениться. Я сделал что-то запрещенное, — говорит сон. В действительности или в фантазии — остается не разрешенным. Да это и не важно для нас. В психической жизни есть лишь продукты нашей души: Отто крадет запретное украшение, как однажды Адам и Ева похитили запретный плод. Сексуальное истолкование этой кражи, кроме как аналогичной символикой у взрослых, подтверждается следующими ассоциациями у самого Отто. Отто получает заслуженное наказание, при этом он испытывает особенный ужас перед большим ртом этой женщины и ее зубами. Для него явно женщина — дьявол, который его берет, так как сейчас же следуют религиозные ассоциации, которые необходимо упомянуть.

Место в "Волшебной флейте", которое Отто приводит в ассоциативную связь со сном, гласит: "Хор жрецов: (Зарастро стоит в полукруге). О, Ирис, и Озирис, какое наслаждение. Мрачную ночь спугивает солнце. Вскоре благородный юноша почувствует новую жизнь.

Скоро он будет полностью предан нашей службе.

Его дух смел, его дух чист,

скоро он станет достойным нас.

Зарастро (подает знак направо). Два жреца удаляются вправо, вперед и тотчас же возвращаются с Тамино, покрытым покрывалом.

 

Действие двадцать второе

Предшествующие. Тамино справа от Зарастро.

Зарастро: "Принц! Твое поведение было до сих пор мужественным и спокойным, теперь тебе надо пройти еще двумя опасными путями. Если твое сердце бьется также тепло для Памины, и ты хочешь когда-либо править, как мудрый князь, то да сопровождают тебя боги и дальше. Твою руку! (Он подает знак влево). Пусть приведут Памину!".

Это достаточно ясно показывает, что сон у Отто вызвал представления о молодом человеке, как Тамино, сумевшем мужественно, спокойно противостоять столь многим искушениям и теперь достойным невесты. "Его бог смел, его бог чист, скоро он станет достойным нас". Сон показывает противоположное этому самосознанию: мы должны поэтому предположить, что Отто вел себя, как противоположность Тамино: его сердце трусливо (он ведь постоянно убегает), потому что он делает что-то грязное и, в противоположность Тамино, которого боги принимают, Отто забирает Дьявол. Дьявол, естественно, забирает грешников; Отто и есть этот грешник, потому что он крадет и, что поразительно, женскую принадлежность, украшение; это в нас укрепляет мысль о "грехе" в сексуальном смысле.

Я не хочу подробно останавливаться на том, почему Отто снабжает флейтами жрецов, а не Тамино, и что, вероятно, флейты означают. При повторном рассказе Отто говорит, что играют на тромбонах, потом это "рога". Это известная неуверенность при сильно эмоционально окрашенных представлениях. "Там есть жених с невестой, — прибавляет он, — которых освящают боги". Имя героя он не может вспомнить. "Как бы Вы его назвали? Паяц. Глупы люди, нуждающиеся в богах. Я не верю в бога". Однажды он мне объявляет, когда философствует о "жизни": "Бога нет. Человек состоит из хорошего человека, червя и плохого человека". Подразделение человека на три части — последействие из области только что отвергнутых религиозных представлений. "Три" ведь святое число. Так и удивительная часть человека — червь, которого надо понимать в смысле соблазнителя — ?. Зал червей (или змеиный зал) — это ведь ад, а змея — это не что иное, как гигантский червь. Это разделение Отто проводит из подсознания, ибо, когда я поинтересовалась, как, собственно, надо понимать "червь", он не мог ответить; он должен был сначала подумать и лишь вечером сообщил, что червь — это, собственно, жизнь — имеет ту же форму, что и жизнь, движется так, как жизнь. Мальчик показал мне эту змееподобную форму. Сознательное истолкование поднявшейся из подсознания фантазии и выдает нам, наконец, наверняка, что змея, соответственно религиозному кругу представлений, имеет что-то общее со вкушением запретного любовного плода. Отто, должно быть, занимался этим "червем" раз в своей схеме человека отвел ему особую категорию и делает его составной частью самого себя. Следует отметить также, что он упоминает "червя"—"жизнь", как срединную часть человека, соответственно анатомическому строению тела.

Отто очень нежно привязан к своей матери. Ребенком он долго страдал болезнью желудка, и она сама за ним ухаживала. У него теперь есть две записные книжки стихов, посвященных матери. Сам ли он их написал, или, как считает его мать, где-то списал, остается невыясненным. Во всяком случае интересно, как он эти стихотворения понимает. Одно звучит так:

"Жизнь"

Начало — это конец,

конец — это песня, начало заканчивается,

конец побеждает.

Отто объясняет: было лучшее состояние, когда мы еще не жили. С началом жизни, с рождением заканчивается это счастливое состояние. Я спрашиваю: "Отто, где же находились, когда еще не жили?" "В человеке," — отвечает он. Другой раз я задаю контрольные вопросы, получаю тот же ответ. Отто еще добавляет — он думает про себя, что самое счастливое состояние было незадолго до рождения. Это соответствует ощущениям страстных поэтов, желающих иметь высшее наслаждение и затем смерть. Для Отто рождение, освобождение от своей матери равносильно смерти [3]. Конец, ничто — это, по Отто, наилучшее состояние. Когда состояние больше не может быть таким прекрасным, каким оно было, когда жили в человеке, добавляет Отто позже, то все же прекрасно не жить. Сравните эту "фантазию о матери" в "Языке сна" Штекеля, далее в "Саге о Лоэнгрине" Отто Ранка. Последний доказывает эту "фантазию о теле матери" в мифологии и особенно в "Мифе о рождении героя"; люди думали о смерти, как об обратном помещении в тело матери и возрождении. И Отто мечтает о смерти, потому что стремится к соединению (обратному перемещению) со своей любимой матерью, к тому времени, когда его здесь еще не было. То же самое желание мы отметили в его сне об анатомическом здании. Другое обсужденное стихотворение:

ЧАСЫ. На столе стоят старые часы,

которыми владели уже предки;

Им было предназначено

определять срок жизни человека.

Только одна понимала оракула часов —

Это бабушка; она

и я уже давно радовался сроку,

когда мне указана старость.

Тогда я однажды заболел

Я очень радовался правильному приговору.

Тут старой бабушки больше не стало

и я не мог ей сказать,

о чем я так хотел бы спросить.

Отто рассказал мне о других женщинах, которые в его сне заняли место торговки углем. Это всегда были старые женщины. Одну из этих женщин он делал в стихотворении богиней своей судьбы, так как она понимает оракула часов. Часы, по собственным словам Отто, — это бабушка двух мальчиков кучера, с которыми он общался, несмотря на запрет матери. Он хотел узнать от бабушки, как долго будет жить. Фрейд говорит: дети и невротики живут вне времени, потому что они живут в своей фантазии, которая не связана со временем. Так, Штекель пишет об отношении невротиков ко времени [4]. Невротики никогда не справляются со временем, потому что они не справились со своими детскими желаниями. Там же он приводит примеры детей, которые постоянно считают, и это оказывается подсчетом различия в возрасте между ребенком и его родителями. Сознательно или бессознательно каждый ребенок хочет иметь возраст соответствующего родителя, чтобы иметь равные права и наслаждения. Отто хотел знать день своей смерти, к которой он постоянно стремится. Он заболел и, видимо, в это время наслаждался большой любовью своей матери. Смерть была для него не чем иным, как кульминационной точкой этой любви, только она ему не была суждена. Робкий вопрос, когда же придет блаженный момент для него, не был разрешен, так как бабушка (=часы) умолкла.

 

 

3. Анализ второго мальчика

 

"Откуда ты взялся вот такой?" — спрашиваю я, шутя, 4-летнего Валли. "Из крови мамы", — говорит малыш, плутовато улыбаясь. "Где она берет эту кровь?" "Из пальца. Если уколоть себя, то она выходит наружу". "Откуда ты это знаешь?" "Из сказки "Снегурочка"; у нее были щеки красные, как кровь". Здесь малыш явно уплотняет две сказки в одну: о спящей красавице, которая укалывает себе палец и умирает [5], и о Снегурочке с красными, как кровь, щеками. Смерть спящей красавицы он перетолковывает в фантазию о рождении. Чтобы избежать внушающих вопросов, я не останавливаюсь на роли отца, а справляюсь, откуда папа взялся. "Тоже из маминой крови, — говорит малыш. — Мама сделала сначала меня, а потом папу". Соответственно утверждениям Фрейда, мальчик хочет быть такого же возраста и таким же сильным, как папа, даже старше и сильнее. Мы знаем это по взрослым, как только возникает желание, которое не должно быть обнаружено, устанавливаются "сопротивления", выражающиеся в "рассеянности", несогласии с вопросами, уклончивых ответах. То же происходит и с Валли. "Почему ты называешь его отцом?" На это Валли дает бессмысленный ответ: "Потому что он агроном" (профессия отца).

В другой раз я любопытствую, откуда берутся в земле растения. Каждый сельский ребенок это тотчас сказал бы. Тем поразительнее, когда Валли, отец которого агроном, которого он часто видит за работой в бюро и в саду, утверждает, что этого не знает. Когда я настаиваю, он говорит, что они происходят из вишни (N.В., которая красна и округла, как капля крови). "А что делают с вишней?" "Ее вот сюда сажают" (показывает место) и т.д. "Что ты делаешь, когда хочешь иметь здесь, в саду, цветы или траву?" — "Я не знаю". "Ты, конечно, знаешь: что делает твой отец?" — "Их надо посеять". — "Как их сеют? Что надо, чтобы посеять?" — "Я не знаю". — "Ты ведь часто видел это у отца" (у отца стоит много склянок с семенами).— "Я это не знаю". — "Да нет, плутишка, уж это ты знаешь!" — "Семена".

Мать во время этого разговора сидела тут же; это, видимо, повысило сопротивление и вызвало ложное незнание: без затруднений Валли мне раньше рассказывал, откуда он произошел; когда я его спросила о том же самом в присутствии матери, он, улыбаясь, спрятал головку в мои колени и сообщил, что ничего не знает. Видимо, он догадывался, что возникновение растений имеет что-то общее с возникновением людей и что это также нечто, о чем не следует говорить [6].

Отец Валли уезжает. Мать огорчена этим. "Назови меня отец, тогда ты не так будешь по нему скучать", — утешает мальчик. Мать думает, что мальчик неловко выразился. Он хотел сказать "Называй меня именем отца". Это тем вероятнее, что мальчик с отцом соперничает: хочет быть старшим у матери. Несмотря на это, надо остерегаться при анализе произвольно исправлять слова анализируемого, а должно проследить за ошибочным действием (здесь — оговоркой) и тогда находим для него свое оправдание в подсознательных представлениях ребенка. Возлюбленная и дочь одновременно, так же как возлюбленный и сын. Эти связи привычны для мифологии, значит, также и для детской души. Ева была Адаму одновременно и дочерью и женой. Еще своеобразнее Египетский миф, согласно которому богиня неба Нут является супругой своего сына Хатора (солнца), которого она потом опять рожает. Валли, утверждая, что его мать создала своего мужа (как сына), дает нам повод допустить у него те же предположения.

В тот же день я спрашиваю мальчика, кто сделал маму. "Отец — прозвучало в ответ. "Как, ты ведь сказал, что мать сделала отца. Значит, мать сделала отца, а отец — мать?" "Да". Это очевидное противоречие не должно вводить нас в заблуждение: сон, как примитивный народ, не знает никакого "или", так же и ребенок [Фрейд, 7]. Обе теории имеют для него равное право на существование; поэтому он дает им обеим существовать рядом друг с другом, не заботясь о том, не исключают ли они друг друга. Как в народном творчестве, мы не должны при детском "фантазировании" ничего отбрасывать как бессмыслицу.

Сознательное желание иметь для маленькую девочку Валли не чуждо: уж давно он желает себе милую маленькую сестренку, в прошлом году он просил мать ему такую купить. В то время его однажды пригласили на обед. Здесь он "выбрал" себе одну из своих маленьких кузин, которую он многократно ласкал и целовал.

Однажды Валли нежно прижался к матери: "Мама мои ручки твои? — Да. — И ножки тоже? — Да, сердце мое. — Я весь твой? — Естественно. — И папе я тоже его? — Конечно. — Я папин сын? — Папин и мой сын. — Нет, я не твой сын. Если бы я был девочкой, я был бы твой, я папин сын, потому что я мужчина и выгляжу, как папа". Мать "делает" дочерей, отец — сыновей. Это также известное мифологическое и детское воззрение. При таком удобном случае я хочу также узнать что-то о его представлениях о смерти. Я спрашиваю Валли, видел ли он уже мертвого. В похоронной процессии он одного видел. "Что становится из человека, когда он умирает?". После некоторых сопротивлений Валли отвечает: "Кровь". На несколько позже поставленный контрольный вопрос он говорит: "Его бросают в яму". "Что он там делает?" "Он плавает в воде". Конец жизни = началу. Также и это мифологическое представление (ср. Ранк "Миф о рождении героя" и "Сага о Лоэнгрине" [8]). Через день после этого Валли сообщает: "Я видел сон о паяце. — Что это? — Он толкает одного в воду, в яму. У него копыто. — Это человек? — Нет, он живет в лесу, он сделан из груди. — Из груди? Как это? — Из груди он выходит, при чаепитии он выходит изо рта; из самовара он выходит. — А ведь ты сказал, из груди? — Да, из груди. — А теперь ты говоришь изо рта? — Да, изо рта, из самовара. Он из кожи. У него рожки на голове. И он опрокидывает людей [9]. — Ты видел такого? — У Анны (прислуги). Он себе наставляет рога. Я видел во сне, что перед домом были лошади, — продолжает Валли, — потом пришел паяц. Наместник его посадил в тюрьму, потому что он всех толкает в яму, этот паяц. Это слуга наместника (полицейский)".

Ясно, что Валли видит во сне черта, который убивает людей (бросает в яму — так Валли представляет себе смерть). Одновременно черт и возникающий ребенок, выходящий то изо рта, то из самовара. На следующий день мать Валли говорит имбецильному дворнику, что ему, собственно, надо было бы иметь детей, на что тот отвечает, что это грех создавать грешных людей. "Мама, — перебивает ее Валли, — а что он должен делать, если у него изо рта выйдет мальчик, и что должна делать его слепая жена [10], если у нее изо рта выйдет девочка? Она ведь ее вовсе не увидит". Значит, всего один день тому назад сон нам выдал и представления мальчика о рождении. Штекель указывает на то, что солдаты (часовой — полицейский) часто используются для представления смерти во снах. Валли также делает из своего "паяца" слугу наместника. Дом, в котором Валли живет,— рядом с домом наместника. Слуга, которого Валли постоянно видит, — это полицейский. У этого полицейского оружие, стреляющее или колющее. Мы видим здесь аналогию с рожками у "паяца", что дает повод к объединению обеих личностей. "Паяц — полицейский", который кого-то закалывает, создает новую жизнь, как и снегурочка (спящая красавица) через смертельный укол в палец создала новую жизнь. Мальчик не испытывает ни малейшего страха при своих представлениях о разрушении. Сегодня он спрашивает мать, как возникают дети, и она обещает скоро это ему объяснить. Мать, наблюдавшая по моему совету за своим малышом, была поражена, множеством сексуальных представлений у ее единственного, которого она считала совсем асексуальным. Она призналась мне, что теперь ей стали понятны его речи, на которые раньше никогда не обращала внимания, потому что, как большинство матерей, считала их бессмысленными фантазиями. Вчера Валли нам сказал, что у каждой женщины есть муж. Ни в коем случае он не хотел нам сказать, для чего.

 

 

4. Заключительные соображения

 

Все три ребенка интенсивно занимались сексуальными проблемами. У двух первых детей ко времени появления страха мы находим общее: страх перед возможным взятием их и бегство к родителям (у мальчика и к матери). Каждый ребенок любит сначала своих родителей, но уже в очень раннем возрасте малыши начинают изменять своим родителям. Валли тоскует по "сестричке". О моем брате мама рассказывала, что уже в 2 года у него была "любовь": это была маленькая девочка, к которой он относится с большой нежностью, подавал ей стул, и даже однажды уступил ей свое любимое блюдо — компот. Я могла бы привести много примеров: каждая внимательная мать знает это о своем ребенке; над этим смеются, потому что "невинный ребенок" ведет себя так, как если бы знал тайну взрослых. Дело в том, что детское подсознание это знает. Реальные объекты могут быть заменены фантастическими. Хотят покинуть родительский дом, чтобы самим стать богом [11], королем или королевой; вдохновляются религией (собственно богом и ангелами), миром сказок, который всех своих героев приводит в далекие страны; потом следует страстное увлечение путешествиями с приключениями. Барон Винтерштайн докладывал в Венском психоаналитическом объединении о связи между охотой к путешествиям и сексуальностью: уходят, чтобы искать новую любовь или отделаться от старой. Фрейд рассказывал нам по этому поводу обычаев в древнейшей семье, по которому отец выталкивал взрослых сыновей, которые должны были на чужбине искать себе государство и жену. Этот обычай отражен и в сказках; там всех королевских детей заставляют путешествовать (по Фрейду). Ребенок, воспроизводящий филогенетическое развитие человечества, к тому же находит богатое питание для соответственно настроенной души в религии и в сказке, думает о желаемом новом (новая любовь) в форме ухода, путешествия, бегства от родителей. Соответствующие игры в разбойников, ведьм, в Робинзона мы находим уже в нежнейшем детском возрасте. Все эти фантазии окрашены удовольствием.

Почему же у многих детей наступает время, когда из удовольствия появляется страх? Фрейд говорит: каждый невротический страх происходит из сексуального желания, вытесненного в подсознание. Удовольствие при этом превращается в боязнь. Мой случай может подтвердить это утверждение: ко времени, когда я испугалась котенка, я больше не знала его сексуального значения; я его забыла, потому что "вытеснила" его в подсознание. Но Фрейд говорит, что не каждое вытесненное желание обязательно вызывает страх, значит должна появиться "причина движения" (Causa movens). В моем случае это была угроза. Но отец мне не сказал, чего я буду бояться. Почему я стала бояться именно сексуальности? Мой случай, конечно, не уникален и также известен, как тот факт, что повышенное удовольствие, например, при каком-нибудь завоевании, становится удовольствием от сексуального завоевания. Каждое повышенное чувство "сексуализируется", каждая повышенная любовь — это "страсть" (выражение это, взятое из сексуальной сферы, неоправданно [12]).

Различие между сексуальным и асексуальным только количественное, и если твердо держаться произвольно созданной рубрики, то это ведет к большой ошибке: отрицают сексуальность и хотят ее видеть оформленной иначе, чем то, что нам известно о взрослых. В самой сексуальности лежит нечто, могущее служить для восприятия таких противоположных чувств, как удовольствие и страх. Новая жизнь возникает за счет старой. Априори кажется, что мы ищем жизнь и избегаем ее исчезновения, только более глубокое рассмотрение учит нас другому; я привлекаю внимание к тому, как одно и то же содержание иногда импонирует нам как становление, а другой раз — как исчезновение, что показывают и мои анализы. Это любовь, которая заставляет нас не замечать опасности саморазрушения, даже искать ее с наслаждением. Моя детская любовь к богу была еще слишком слаба, поэтому угроза отца смогла возбудить инстинкт самосохранения и страх перед уничтожением, которое мне казалось становлением.

У мальчика подробная этиология страха мне неизвестна. Но страх и здесь связан с представлениями о разрушении при сексуальности, и здесь также удается, должно быть, найти ужас, угрозу общего характера, которая превращает страх перед уничтожением в страх перед сексуальностью. У боязливых людей, а именно у маленьких детей, представления о разрушении будут также превалировать в сексуальности с соответствующими аффектами. На этих соображениях и основываются принципы воспитания.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ: символика часов [13].

 

С первых годов, да и с первых месяцев жизни, "тик — так" часов возбуждает у людей большой интерес. Они живут, самостоятельно двигаясь и говоря. Ничто не является таким забавным для ребенка, как возбуждение их жизнь при заводе. Дети получают особенную радость от игрушек, похожих на живые существа. Подумайте о страстном стремлении маленьких девочек к куклам, говорящим "мама" и "папа", двигающим конечностями, могущим открывать и закрывать глаза, о восторге (иногда страхе) детей от рычащих медведей, мяукающих кошек, катящихся мышей и т.д. Игрушки всегда разрушаются и потом создаются вновь. От игрушки, которую ребенок не может по своему желанию изменить, он вскоре не получает больше радости, говорит (мне кажется) Прайер. Мы понимаем почему: игрушка должна быть пригодной для воплощения возможно большего числа детских желаний, как символ во сне, который также тем более пригоден, чем менее точно он определен. Ребенок постоянно хочет что-то "творить", если даже это лишь маленький домик из игрушечных строительных камней, или солдат, вырезанный из бумаги. Каждое преодоление природы, каждое новое собственное творение — это то, к чему стремится и взрослый. И все же желаемое никогда не достигается, потому что наибольшее чудо и самое ценное творение — это создание похожего на себя существа, человека.

Одна страдающая от приступов тревожного страха больная, всегда думает, что ей грозит паралич сердца, сердце у нее оторвется, и ее могут похоронить живую. Некоторые из ее приступов (ряды представлений, которые она по моему требованию очень быстро, без раздумывания, производила) гласят: "Смерть, скелет с косой, отрезать нить жизни. Говорят: часы жизни истекли, сердце перестало биться, как перестают бить часы. Когда у меня было воспаление сердечной сумки, передо мною были часы; мне казалось, что из часов вытекает песок или вода. Зернышки песка в море. Человек все равно, что песчинка".

Часы — это сама больная, ее жизнь, ее больное сердце, которое ее сейчас занимает. Представление о становлении невозможно без представления об угасании, как и наоборот. Соответственно этому у больной фантазия о смерти — это одновременно и фантазия о рождении. "Человек не более, чем песчинка" (в море), говорит больная; наоборот, вытекающие песчинки, это "столько же, как" люди. Как люди (из матери) выбегают песчинки из часов. Песчинки=люди, в море=в околоплодной жидкости. Больная, как только что упомянуто, представляет себя как "вытекающие" часы. Надо еще заметить, что больная когда-то представляла себе рождение как потрошение: живот открывают, и когда вынимают ребенка, становишься как бы выпотрошенной. Теперь ей думается, смерть и рождение как потрошение часов.

Лечение гипнозом в Волгограде

 

В центре гипноза Дмитрия Медичи в Волгограде наши гипнологи и гипнотерапевты уже много лет оказывают помощь в лечении различных психосоматических проблем.

В частности мы лечим следующие проблемы и заболевания: лишний вес и ожирение, чувство вины, чувство обиды, тревога, любовная зависимость, ревность, низкий иммунитет, мигрени и головные боли, СРК, гипертония, гастрит, язвенная болезнь, ВСД, сахарный диабет, панические атаки, депрессия, неврозы, бессонница, стресс, фобии, прокрастинация, нервные тики, ОКР, навязчивые мысли, курение, алкоголизм, компьютерная зависимость, игромания, интернет-зависимость, лекарственная зависимость, женское бесплодие, женская фригдность, мужская Импотенция, хроническая усталость (СХУ)

Список всех проблем, которые можно решить гипнозом, Вы найдете в разделе "Услуги" .

Наши специалисты работают как в консультативной форме, так и в форме директивной и глубинной гипнотерапии. Мы используем самые эффективные методики гипноза и гипнотерапии, которые наилучшим образом зарекомендовали себя в лечении психосоматических проблем.

Прием осуществляется только по предварительной записи.

Записаться на консультацию и проведение сеанса гипноза Вы можете ежедневно с 10 до 22 часов по телефону 8 (961) 666-444-3

Стоимость сеансов гипноза и курсов гипнотерапии можно узнать в разделе "Цены".

Так же в разделе "Статьи" вы можете почитать статьи про лечение психосоматики.

В разделе "Отзывы" Вы найдете отзывы на гипнотерапию. Контакты центра гипноза находятся в разделе "Контакты".

Для того, чтобы найти информацию на сайте, нажмите на эту ссылку "Поиск по сайту", либо Вы можете нажать на одноименную кнопку в шапке страницы.